Ты доверяешь Богу, но мало размышляешь. Ты считаешь, что если человек благочестив, ему незачем думать.

Я никогда не считала, что Божественная Мудрость должна заменить мне рассудок. Я всегда вкладывала в выполнение своей миссии сердце, но никогда не забывала про разум.

Ещё в детстве, когда я начала слышать голоса, я ничего не меняла в своём поведении. Никто не знал, что происходит во мне, даже мой духовник. Я держала всё в тайне, чтобы никто не смог помешать моей миссии. Я боялась ловушек бургундцев, боялась сопротивления отца. Несмотря на юные годы, я изучала реальность и принимала решения, соответствующие этой реальности. Ничто не заставляло меня молчать, но я понимала, что так будет лучше.

Я была благоразумна в военных делах не меньше, чем в делах своего призвания. Наперекор командирам я всегда хотела нанести удар в самое сердце английской армии. Зачастую мне не хотели подчиняться, но в конце концов всегда оказывалось, что я права. На поле битвы под Орлеаном мне пришлось трижды вмешаться, чтобы изменить план командиров, и именно мои выступления принесли нам победу. Я прекрасно владела военным искусством, которое, казалось, приходит только с многолетним опытом. Окружающих особенно восхищало моё умение командовать артиллерией. Я была неграмотна, но при этом была умнее многих политиков и военных, несмотря на их возраст и профессиональный опыт.

Я была обстоятельна, проницательна и рассудительна в делах, связанных с моей миссией, затем – в делах, связанных с войной, и наконец – в делах, связанных с моим судебным процессом.

Епископу Кошону ни разу не удалось обмануть меня, когда он притворялся хорошим. Тот самый Кошон, который хотел посадить меня в железную клетку, заковав мне ноги, руки и шею в кандалы, называл меня «Жанна, моя милая подруга». Он говорил мне: «Всё, что я делаю – это для твоего же блага. В самых благородных побуждениях твоего сердца, в экстазе благочестивой души, в необузданности пламенного патриотизма – в этом источник обмана, который ты добросовестно распространяешь». «Моя милая подруга», «твоё благородное сердце», «твоя благочестивая душа», «твой пламенный патриотизм», «твоя добросовестность»… Не позволяй такой лицемерной лести манипулировать собой. Она есть орудие дьявола. Я глубоко проникла в сердце Кошона, я жалела его и молилась о нём.

Я была прозорливой, умной и находчивой.

Мои судьи искусно перемежали вопросы и постоянно меняли тему, чтобы заставить меня противоречить самой себе. Но у меня была хорошая память!

Они непременно хотели узнать, какой знак я предъявила королю в Шиноне, чтобы он понял, что моя миссия – от Бога. Желая как можно лучше скрыть тайну, я окончательно запутала их аллегориями, которых они не могли понять.

Один из судей спросил меня, пребываю ли я в благодати Божией. Это был страшный вопрос, потому что, сказав «нет», я солгала бы и призналась, что пришла не от Бога, а сказав «да», дала бы повод истолковать мой ответ как гордыню. Я ответила: «Если я лишена благодати, пусть Господь мне её дарует; если я пребываю в ней, пусть Он меня в ней хранит, ибо я была бы самым жалким существом на свете, если бы знала, что лишена благодати Божией!» Судья остолбенел. Присутствующие были ошеломлены. Допрос пришлось приостановить.

Члены трибунала были настолько поражены силой и простотой моих ответов, что Кошон из страха прекратил публичные допросы.

Позже, во время допросов в тюрьме, меня спросили: «Готова ли ты подчиняться Церкви?» Сказав «да», я отдала бы свою миссию на произвол судей, которые не раз категорически отвергали моё обращение к Папе; сказав «нет», я подтвердила бы их подозрения в ереси. Я ответила: «Для меня Господь и Церковь – одно. Тут не стоит создавать трудностей. Разве вы не видите, что это одно?» Я напомнила своим судьям, что первое место должен занимать Христос – Господу служи прежде всего! – и что они, церковные люди, обязаны любить Его, а не распинать. Я не отказывалась от церковного суда. Я принимала его там, где имела гарантию, что не найду под именем Церкви её же врагов. И Кошон был врагом Церкви в гораздо большей степени, чем врагом Франции: на Базельском соборе, спустя годы, Кошон обвинит в ереси уже не меня, а Римского епископа, главу Вселенской Церкви. Он даже попытается сместить его…

Я апеллировала к Папе. Этим поступком я предвозвестила, что приговор, предающий меня палачу, будет отменён через несколько лет другим судом, который назначит сам Папа.

Учись у меня присутствию духа и смелости речи, учись моему простому умению избегать ловушек в невыносимой борьбе с представителями науки, столь же ловкими, сколь порочными.

«Через Мудрость я буду иметь славу в народе и честь перед старейшими, будучи юношею; окажусь проницательным в суде и в глазах сильных заслужу удивление. Когда я буду молчать, они будут ожидать, и когда начну говорить, будут внимать, и когда продлю беседу, положат руку на уста свои»^[1]. Эти слова из Книги Премудрости выбрала Церковь для первого чтения Мессы в память обо мне.

Мудрость есть сверхприродный дар, опирающийся на практику природной добродетели благоразумия, в которой я непрестанно упражнялась.

Практические советы:

Благоразумие – не хитрость, а способность принимать верные решения, т. е. решения, соответствующие не какому-то заранее предустановленному шаблону, а конкретной и объективной реальности. Не слишком ли часто, вместо того, чтобы принимать решения на основе действительности, ты «перестраиваешь» действительность так, чтобы она служила твоим интересам и удовлетворяла твои страсти? Иными словами, не слишком ли часто ты сначала принимаешь субъективные решения, потакая своим капризам, а потом тут же стараешься оправдать их рационально и объективно? Благоразумие, как видишь, требует искренности с самим собой и реальностью. Оно требует чистого сердца и сильной воли. Благоразумие состоит из двух главных моментов: обдумывания и принятия решения. Если тебе легко с обдумыванием, подумай о принятии решений. Как ты преодолеваешь боязнь ошибиться? Как скоро ты переходишь к действию?

СЛЕДУЮЩАЯ СТРАНИЦА

---

[1] Прем 8:10. Синод. пер.