Часть III. Глава 4. Сердце, разум и воля
Добродетель – привычка ума, воли и сердца
Иоанн Павел II
Человеческие добродетели формируются усилиями воли под руководством разума: «Добро может делать только тот, кто знает, каковы вещи и каково их положение в реальности», – говорит Йозеф Пипер[1].
Иудео-христианская традиция внесла в аретологию новый элемент – сердце. Эскрива пишет: «Сердце в Священном Писании – не игрушка мимолётных чувств, влекущих за собой лишь вздохи да слёзы. Оно означает всего человека, телом и душой стремящегося к тому, что он считает для себя благом: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше, говорит нам Христос (…). Говоря о сердце человеческом, мы имеем в виду не только чувства, но личность во всём её многообразии (…). Сердце понимается как первоисточник и средоточие наших помыслов, слов и деяний. Человек стоит столько, сколько стоит его сердце»[2].
Сердце не только чувствует, но и знает и желает. Сердце – это духовная сила, а не просто эмоциональный резервуар, как думали древние греки.[3]
Разум и воля сходятся в сердце. «Наш разум, – говорит Жером Лежён, – не абстрактный механизм. Разум ничто без сердца»[4]. Для упражнения в благоразумии нужно нечто большее, чем логика и научное знание. «Постижение действительности, – говорит Пипер, – это преимущество самой высокой формы познания, то есть – видения, интуиции, созерцания»[5].
Благоразумие иногда называют мудростью сердца: любовь (самое высокое чувство) делает наш разум более проницательным, что позволяет нам эффективно служить тем, кого мы любим.
Разум – не компьютер, он укоренён в сердце. Воля – не какой-нибудь турбореактор. Сила воли – плод не только самодисциплины, но и нравственного чувства, которое побуждает нас совершать добродетельные поступки: чувство добра стимулирует благоразумие, чувство чести стимулирует мужество, чувство стыда стимулирует самообладание, чувство жалости стимулирует справедливость, «чувство человека» стимулирует великодушие и «чувство Бога» стимулирует смирение.
Чтобы жить добродетельной жизнью, нужно закалять волю, но этого недостаточно. Нужно ещё прислушиваться к своему сердцу, позволять взрастать семенам добродетели, посеянным там. Нужно созерцать благо и красоту, и наслаждаться ими. «От созерцания прекрасного, – говорит Платон, – у нашей души вырастают крылья»[6]. Созерцание подлинных ценностей, наслаждение ими оказывают глубокое воздействие на нас. «Когда бы луч красоты, добра или святости ни задел наше сердце, – пишет немецкий философ Дитрих фон Гильдебранд, – когда бы мы ни оставили самих себя, предаваясь созерцанию истинной ценности, эта ценность может целиком проникнуть в нас и возвысить нас над самими собой»[7].
Многие из нас знают людей, которые после встречи с чрезвычайной добротой, красотой или святостью, радикально изменили свою жизнь. Мой друг Иван Лупандин, доцент кафедры философии МФТИ, сказал мне однажды, что, прочитав «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, он почувствовал себя задетым благородством Ивана Денисовича. Лупандин почувствовал призыв сделать чёткий выбор между добром и злом. Он живо вспоминает тот день, когда выбрал добро: 26 июня 1975 года.
Моему другу Ги Барбье было 20 лет, когда нацисты арестовали его во Франции и отправили в Лейпциг работать на оружейном заводе. Благодаря секретным каналам он связался с французским Сопротивлением. Гестапо перехватило его связных и арестовало его самого. Ему пришлось пройти через бесконечную вереницу тюрем и концентрационных лагерей. В одном лагере в Чехословакии он тяжело заболел. Двое русских военнопленных взяли на себя заботу о нём и вернули его к жизни. Барбье никогда не забывал этих русских пленных. Он был задет их самопожертвованием, и решился стать священником.
Если разум – не компьютер, и воля – не турбореактор, то сердце – не юдоль чувственности и дешёвых эмоций. Сердце должно непрерывно взаимодействовать с разумом и волей. Благодаря разуму мы отличаем благородные эмоции от неблагородных; благодаря воле мы оживляем первые, направляем их в нужное русло, и подавляем вторые.
Только направляемые разумом и управляемые волей эмоции можно считать зрелыми и устойчивыми импульсами сердца. Любовь как эмоция способствует личностному росту только тогда, когда она сопряжена со свободным и осознанным решением любить – приносить себя в жертву ради любимого человека.
Любовь и сентиментализм – это разные вещи. Влюблённый жертвует собой бескорыстно; сентименталист же отдаёт себя с условием, что получит эмоциональную компенсацию.
Сердце, разум и воля сливаются воедино в человеческой личности. Их нельзя отделить друг от друга, не причинив при этом вреда всем трём. Рационалисты превозносят человеческий разум, волюнтаристы – волю, а сентименталисты – сердце. Каждый из этих подходов искажает все три элемента, делая людей несчастными, профессионально неэффективными и социально некомпетентными.
Сердце, разум и воля позволяют нам осуществлять три необходимые для возрастания в добродетели вещи: 1) созерцать добродетель, наслаждаться её красотой и сильно желать её (функция сердца); 2) понимать в каждой конкретной ситуации как поступать добродетельно (функция разума); 3) поступать добродетельно (функция воли).
[1] J. Pieper, Prudence, p. 25.
[2] Х. Эскрива, Христос проходит рядом, № 164.
[3] См. мою книгу Воспитание сердца.
[4] См. C. Lejeune, op. cit., p. 31.
[5] J. Pieper, Happiness and Contemplation. South Bend, IN: Saint Augustine Press, 1998, p. 69.
[6] Платон, Федр, 249d.
[7] Д. фон Гильдебранд, Сущность христианство, p. 231.
